Андрей Куличков, владелец винодельни «Собер Баш», «Красностоп» которой критик Джеймс Саклинг назвал лучшим российским вином, поделился с сайтом «Деловая газета.Юг» своим мнением о перспективах развития виноделия в стране
Предприниматель из Подмосковья Андрей Куличков производством вина в Краснодарском крае занимается более четырех лет. В 2014 году он открыл в Северском районе небольшую винодельню, назвав ее «Собер Баш» в честь расположенной неподалеку горы.
Начиналось все как хобби, специального образования Андрей Куличков не имеет, опирается на опыт, полученный во время практики в России и в Италии.
Сегодня виноградники «Собер Баш» занимают площадь 30 гектаров, находятся они на южных склонах предгорий Кавказа на высотах 150-200 метров над уровнем моря. В 2017 году этот регион получил статус защищенного географического указания «Долина реки Афипс», с мая 2017 года винодельня имеет лицензию и подключена к ЕГАИС.
В «Собер Баш» не боятся экспериментировать. Помимо стандартных емкостей из нержавеющей стали вино выдерживают в дубовых чанах и привезенных из Грузии амфорах. Результаты экспериментов получили высокую оценку известного винного критика Джеймса Саклинга. Эксперт назвал «Собер Баш Красностоп резерв 2016» лучшим российским вином, которое он пробовал. По итогам дегустации Great Wines of the World 2018 это вино набрало 93 балла, а «Собер Баш АФА 2014» - 92.
Андрей Куличков рассказал сайту «Деловая газета.Юг» о многогранности винодельческого бизнеса и о том, почему перспективы российского виноделия видятся ему туманными.
- Как вы пришли к занятию виноделием?
- Сказать по правде, у меня нет винодельческого образования, у меня есть опыт, который получен за счет практики. Я обработал свой первый урожай в 2005 году. Начинал делать вино в качестве некого хобби: одну тонну, 500 литров вина. Потом решил заняться этим всерьез. Работал в Италии, учился у практиков-виноделов, с 2014 года делаю вино здесь.
- Чем обусловлен выбор этой площадки под виноградники?
- Во-первых, тут красиво, во-вторых, это южные склоны, первая гряда гор. Наши виноградники находятся строго на широте Пьемонта, Бароло, это север Италии. Это южнее, чем французский Бордо и гораздо южнее, чем немецкие виноградники. Здесь хорошая экспозиция и климатические условия, за исключением зимы. Зимой, в отличие от побережья, могут быть заморозки. В зиму с 2014 на 2015 годы мы потеряли две трети урожая из-за сильных морозов, лоза осталась жива, все обошлось, но урожая в 2015 году было очень мало. Еще из плюсов – наличие рядом крупного города, удобно принимать туристов, рядом аэропорт, все коммуникации.
- Вы уделяете большое внимание выращиванию российских и грузинских автохтонных сортов винограда, есть сорта советской селекции. Почему отдали им приоритет?
- Международных сортов в мире много, а «красностоп», «сибирьковый» мало кто культивирует и делает из них вина. Во-первых, это интересно, во-вторых, в этом есть некая, на мой взгляд, перспектива, потому, что потребители хотят пробовать разные вина, а не только каберне-совиньон или шардоне. Поэтому было принято решение высаживать не только международные сорта, но и автохтонные.
Наши автохтонные сорта занимают около 40% площадей. В первую очередь это «красностоп», еще 30% - международные сорта и 30% - сорта Грузии и советской селекции.
- Где брали лозы для виноградников?
- Питомники. Есть питомник в «Фанагории», есть питомник в Новочеркасске очень интересный, где можно найти много сортов. Грузинские сорта мы частично сами размножали. Еще ездили в Чечню и там по дворам, по старым посадкам резали черенки, искали «терский алый», задача была найти этот сорт и сохранить. У нас есть опытный участок, где мы сорта, которые представлены в небольшом количестве, сохраняем и размножаем.
- Вино «Собер Баш Красностоп резерв 2016» по итогам дегустации известного винного критика Джеймса Саклинга Great Wines of the World 2018 получило более 93 балла. Отмечаете ли вы рост интереса к продукции винодельни после этого мероприятия?
- Дело в том, что этого вина, которое Джеймс Саклинг пробовал, в силу небольшого объема производства у нас всего четыре тысячи бутылок. Мы могли бы его продать, у нас были запросы после этого мероприятия в Гонконге. Несколько байеров из Гонконга и Канады предлагали выкупить весь объем этого вина. Но что бы я с этого получил? Я бы просто продал вино, получил быстрые деньги. Мне же интересно это вино использовать в качестве промоутера остальной линейки. Люди заинтересуются «Красностопом», будет повод рассказать о других винах, дать попробовать.
- Есть такое мнение, что все малые винодельни - скорее хобби, чем бизнес, поскольку все они обычно убыточны. У вас есть план выйти на операционную безубыточность или вы уже в ней находитесь?
- Надо понимать, что такое винодельческий бизнес. Он многогранен. Если инвестор хочет получить большую прибыль, то снимает в аренду ангар, покупает на рынке б/у линию розлива, виноматериал из Узбекистана. А дальше просто разливает и печатает различные этикетки. Вот это тот бизнес, который дает быструю оборачиваемость. В этом бизнесе крутятся очень большие оборотные средства при этом маржинальность низкая.
На другом конце находятся винодельни похожие на нашу. Мы не уникальны, есть еще «Гай-Кодзор», «Раевская», «Сикоры» и другие. Если говорить о нашей стороне бизнеса, конечно, никто не играет в таких масштабах в игрушки. Если хочется поиграть в винодела, то проще купить себе домик в деревне, посадить в огороде двести кустов винограда. В нашем же случае серьезные инвестиции и большая ответственность, потому, что мы работаем по лицензии, соответственно отвечаем по всей строгости законов.
Винодельня подобного типа - в первую очередь, капитализация. Она имеет свою узнаваемость на рынке, в совокупности это все поднимает стоимость хозяйства намного выше, чем были первоначальные инвестиции. Понятно, что это не операционная прибыль.
У нас производство порядка 80 тыс. бутылок. Нам не требуются большие оборотные средства. Но с другой стороны, наши вина довольно дорого стоят (800-1,6 тыс. рублей за бутылку – прим. ред.), на небольшом объеме производства у нас есть маржинальность, которая выше, чем у виноделов-миллионников, если считать на единицу продукции.
- Где «Собер Баш» реализует свою продукцию?
- В силу небольшого объема производства мы работаем в основном на хореку: рестораны, винотеки, винные бары. Есть несколько наших вин в Москве в сети «Метро», но это очень случайно, нецелевая была история.
Мы не делаем такой объем вина, чтобы выходить в торговые сети. И потом, наше вино не будет стоить дешево. Наиболее высокая цена на вино, которое еще хоть как-то продается в таких сетях, это 400-450 рублей за бутылку. Все, что выше - это уже штучные продажи. Это должно быть уже какое-то известное вино, либо должен работать сомелье. Потребители массового сегмента российского вина ориентируются на цену 350-450 рублей.
фото из группы vk.com/soberbashvino
- На каких потребителей ориентируетесь вы?
- Наш потребитель другой. Это люди, которые уже хоть немного разбираются в вине, интересуются им. Потому что тот, кто приходит в супермаркет и ищет вино за 350 рублей или дешевле, ориентируется на какие-то слухи. Кто-то ему сказал, что хорошие абхазские вина, из российских это всякие выделения монаха: пот, кровь, слезы и прочее от монаха. Это целый пласт.
Мы же не боимся показывать сортовой состав. Говорим, что это саперави, а это красностоп. Люди должны понимать, что они покупают саперави, сделанный в горах Кавказа, но не грузинский. Это культура потребления, которая отличается от базовой.
- Вы являетесь совладельцем итальянской винодельни La Bioca. Насколько отличаются законодательства, регулирующие работу виноделен, в Италии и в России?
- В Италии тоже существует строгое законодательство, есть очень много правил, которые нужно соблюдать. Я не буду их перечислять, это займет много времени, но скажу, что там все очень разумно и логично. Все эти законы, пусть они довольно строгие, они абсолютно не сковывают работу винодела. Законы эти разрабатывались, создавались и много лет обкатывались на работе именно с вином, на работе виноделов, виноделен. В России ситуация другая. Законы писались под водочную продукцию, в них привнесено очень много лишнего, совершенно глупого. Например, чаны, бочки, программное обеспечение ЕГАИС - все сертифицируется каждый год. Для чего? Зачем сертифицировать каждый год железный чан? Один раз замеряли, а дальше-то что с ним будет? Так и программное обеспечение. Почему не сертифицировать сразу, сделать необходимые документы и раздавать эту программу винодельням? Так нет, каждая винодельня должна делать сертификацию.
- В вашем сегменте винодельческого бизнеса высокая конкуренция?
- В виноделии мы скорее дружим друг с другом, для нас серьезными конкурентами являются иностранные вина. Справедливо было бы назвать конкурентами других российских производителей, если на рынке отечественные вина занимали бы 80%. Сейчас наша доля настолько мала, что называть друг друга конкурентами язык не поворачивается. Мы, скорее, соратники в этой нелегкой битве с импортным вином.
- Среди потребителей массового сегмента бытует мнение, что российское вино уступает по качеству импортному.
- Проблема качества - это вот вопрос четкой классификации. Есть у нас несколько больших виноделен, которые производят много миллионов бутылок. Такие производители есть и в Германии, и в Америке, но они знают свое место - это нижняя полка супермаркета, дальше тебе просто ходу нет потому, что все знают, что ты - массовый производитель. У нас же получается так, что массовый производитель говорит: одной рукой я делаю 42 млн бутылок, а другой рукой я делаю эксклюзивные вина. Нет этому веры.
- Но в Европе можно купить хорошее вино по приемлемой цене.
- В Италии в супермаркете бутылка за 2-2,5 евро, хоть это и более низкий уровень, но все же хорошее вино, а от 5 до 10 евро - очень хорошее. Это вопрос состояния экономики и того, насколько отрасль испытывает давление со стороны государства, со стороны всего экономического сообщества. У нас в российском виноделии очень много затрат, которые не связаны напрямую с производством. Мы должны платить каждый месяц за передачу данных в систему ЕГАИС, еще всякие сертификации, электронные ключи. Все это требует пусть не самых больших денег, но этот механизм выматывает потому, что он бессмысленный и при этом затратный. Плюс опять-таки в российском виноделии, кроме винограда, ничего нет отечественного. Все оборудование, все энологические препараты импортные. Россия сейчас настолько неловкая в производстве всех этих вещей. В России даже тракторы не производят, самый доступный по цене – трактор «Беларусь», но это Белоруссия, уже не Россия. Даже секаторы все импортные: дешевые - китайские, дорогие - Франция, Швейцария, Германия.
- По вашему мнению, какие перспективы у российского виноделия?
- Туманные. Все зависит от того, будут ли какие-то изменения во власти, в экономике. Без каких-то серьезных институциональных изменений радостных перспектив я не вижу не только для российского виноделия, но вообще для российской экономики. Когда мы читаем, что очередная ракета развалилась, хочется сказать: хватит чудить. Понятно, что ракеты делать разучились, давайте начнем с простого, хотя бы с бороны и плуга. Невозможно заниматься высокотехнологичным производством на разрушенном базисе. Где вы найдете сейчас нормальный машиностроительный завод? Инженеров?
- Как вы считаете, какие инструменты поддержки могли бы помочь российскому виноделию?
- Выделить вино из крепких алкогольных напитков, разделить вино и водочную продукцию, сделать под вино свои законы. Все эти счетчики ЕГАИС… качество ухудшается, когда мы гоняем вино через эти счетчики. Здравого смысла в производстве вина в этом нет. Контролировать количество произведенного вина можно по винограду. Есть четкие нормы, какой выход сусла из 1 кг винограда, дальше у нас есть потеря при снятии с осадкой. На практике все эти коэффициенты проверены, зачем нужны счетчики? В Италии как еще контролируют, они собирают эти осадки и жмых виноградный. Мы задекларировали виноград, сделали вино, сдали осадки и жмых, они посчитали, сколько у нас может быть вина официально. Все, больше ничего не нужно контролировать.
Оксана Стрелкова
