Как на Дону появилось вино, которое попало в Париж
Несколько лет назад вина из донского хутора впервые попали в алкогольные бутики Франции. Чтобы достичь такого успеха, виноделу Юрию Малику пришлось потратить почти все свои деньги. Как он переехал в станицу, открыл незнакомый для себя бизнес, пять лет страдал от российских законов, а теперь не знает, как превратить весь свой виноград в алкоголь, — в продолжении цикла «Еду в село»
Левый берег Дона
Станица Манычская тянется на пять километров вдоль левого берега Дона. Ее прорезает насквозь Советская улица. Она похожа на любую улицу в российском селе: на автобусной остановке темнеет бутылка пива, редко проезжают машины, которые провожают ленивыми взглядами две сонные собаки, ближе к середине улицы стоят несколько магазинов. Между небольшими домами открывается поворот на околицу — он засыпан мелким гравием, который неожиданно сменяется глубокими лужами. Никаких дорожных указателей на этой дороге нет. Если свернуть на нее, в степи покажется новострой, напоминающий фабричные здания на окраине Лондона: бордовый кирпич, множество крупных окон на фасадах и дымоходов из крыш. Постройку окружает газон, который то ли коротко подстрижен, то ли еще не успел вырасти. Это винодельня, построенная Юрием Маликом в 2018 году. В ее гостевом зале топится камин, в центре стоит стол, уставленный закусками. Маленькие тарелки расставлены по столу так плотно, что на нем еле помещаются бокалы. Идет дегустация вин, произведенных здесь же, в соседнем цеху.
«Почему вы решили заняться виноделием?» — спрашивает одна из гостий, приехавших на дегустацию.
«Алкоголизм», — быстро отвечает ей дочь хозяина винодельни Екатерина. Гости чокаются, смеются и переключаются на другие темы. За столом чередуются белые, красные, розовое и игристые вина; гости обсуждают их вкус. Это вторая дегустация вина в станице — дегустационный зал получил лицензию на продажу алкоголя только в апреле 2022 года. В конце лета рядом с винодельней должны появиться гостевые дома, а в зале для дегустаций — место для концертов. На Советской улице планируют установить указатель, чтобы гости не заблудились и вовремя свернули к винодельне. Дорогу, засыпанную гравием, заасфальтируют для удобства гостей.
Вино вместо телевизора
Ближе к обеду на винодельню приезжает забрызганная грязью Volvo. Из машины выходит хозяин — Юрий Малик. Он поднимается на просторный балкон винодельни — настолько большой, что на нем можно проводить матчи по мини-футболу, — и осматривает с него небольшой искусственный пруд во дворе. По сторонам от пруда к горизонту разбегаются виноградники. За ними начинается степь. На это место Юрий Малик променял Ростов-на-Дону, в котором прожил почти 60 лет. 13 лет назад, когда он приехал в станицу, в ней не было ни пруда, ни виноградников.
Малик по образованию физик, после университета он работал в советском НИИ, а с конца 1980-х, как и многие россияне, занялся частным бизнесом. «Я начал работу со сложных приемных спутниковых систем, аналогов которых в то время в стране не было», — рассказывает он. В 1998 году будущий винодел открыл проект «Телевизионная деревня». Разработанные его предприятием ретрансляторы устанавливались в деревнях и небольших городах и позволяли местным жителям принимать спутниковое ТВ. В 2001 году проект Малика попал в финал ТЭФИ (в номинации «Телевизионное событие года»). Свои ретрансляторы он устанавливал от Камчатки до Архангельска. Винодел рассказывает, что любит «длинные бизнесы», которые можно растянуть на много лет, если не несколько поколений. Его «Телевизионная деревня» планировалась на 12–15 лет, но проработала больше 20 — до 2019 года, когда большинство россиян перешли на цифровое ТВ.
Рыбалка и другие случайности
Юрий Малик очень любит рыбалку. В начале 2000-х он часто ездил ловить рыбу в станицу Манычскую, и в одну из таких поездок «почти за бесценок» купил участок, выложив за него наличные, которые лежали в кармане. Жить на этом участке Малик не собирался. «Я не представлял себе, как можно жить в деревне, я даже ни разу в жизни не копал картошку», — вспоминает он, не стесняясь пробела в биографии, который не свойственен большинству ростовчан, родившихся, как и он, в послевоенные 1950-е.
Постепенно Малик покупал соседние земли и увеличил участок до 2,5 гектар. В 2009 году у него родилась внучка и он решил переехать с семьей в станицу. С тех пор Малик не разу не ночевал в Ростове.
«Когда я переехал, российское правительство объявило, что в ближайшее время будет принят закон, разрешающий частное виноделие. Потом мой знакомый, сотрудник Новочеркасского НИИ виноградарства и виноделия, приехал в станицу учить меня, как обращаться с маленьким виноградником на приусадебном участке. Он рассказал, что рядом с моим участком в 1800-х годах были промышленные виноградники, вина с которых продавались в Москве, Петербурге и Харькове. Наконец, случайно встреченный старый приятель, с которым мы не виделись лет 30, рассказал мне об уникальной женщине-виноделе, которая не могла найти работу по специальности. Я предложил ей работать в станице, когда будет построена винодельня», — рассказывает Малик, как обстоятельства привели его к занятию виноделием.
Сложный виноград
Малик посадил у себя семь сортов винограда, пять из которых считаются автохтонными. Саженцы Малик смог найти лишь в одном месте — питомнике единственного на Дону энтузиаста-виноградаря.
Первый урожай в шесть тонн винодел получил уже в 2013 году — на год раньше, чем ожидал. Он наспех арендовал холодный ангар и сделал первое вино на примитивном оборудовании.
Результат настолько превзошел ожидания, что Малик вспомнил свои визиты в долину Напа в Калифорнии (американскую виноградарскую зону) — и пригласил для проектирования уже серьезной винодельни с туристическим центром московского архитектора Олега Карлсона, своего родственника: их общий прадедушка, Антон Груби, был основателем и владельцем одного из первых в России пивзаводов, который до сих пор работает в Ставрополе. Это и определило стиль будущей винодельни — промышленная архитектура конца XIX века.
Параллельно со строительством винодельни он начал закупки высококачественного итальянского оборудования ифранцузских бочек и пробок (для выдержки вина и закупоривания бутылок), началось сотрудничество с французским Институтом энологии провинции Шампань (IOS).
Терпение
Станица Манычская находится на самой северной границе произрастания винограда — это зона с непредсказуемым климатом и возможными сильными морозами зимой. Поэтому весь виноград Малику приходится укрывать от морозов: осенью он прикапывает его землей, а весной эту землю, которая укрывает виноград, снимает.
«Особенность местного климата заключается в том, что после очень жаркого и сухого лета осенью, во время созревания винограда, практически ежегодно наблюдаются резкие контрасты дневных и ночных температур. Очень многие виноделы уверены, что это и является необходимым условием получения элитных вин», — рассказывает винодел.
Три года из 12 лет, которые Малик занимается виноделием, были для него крайне неудачными. «В 2015 году, 8 октября, 18-градусная температура днем к утру сменилась 10-градусным морозом. Он продолжался несколько дней, — вспоминает винодел. — Я не успел укрыть виноградники, поэтому погиб почти весь урожай 2016 года, а с ними — большое количество молодых кустов. В 2020 году заморозки в конце апреля и начале мая погубили большую часть завязей. В 2021 году значительную часть урожая уничтожили затяжные дожди в конце сезона, впрочем, как и у большинства виноделов юга России.
Малик жалуется, что в России пока не предусмотрены ни государственная поддержка виноделов в таких ситуациях, ни адекватная система страхования урожая. «Однако стихийные бедствия и дефицит саженцев не являются единственными препятствиями для российского виноградарства, — говорит он. — Саженцы кто-то должен посадить, а потом за ними ухаживать как минимум девять месяцев в году. Семь дней в неделю — с перерывами на дожди. Такая работа требует определенной квалификации». Жители станицы работать не хотят, утверждает Малик. «Они даже избавляются от коров, потому что не хотят рано вставать, чтобы за ними ухаживать», — поясняет владелец виноградников.
Один раз местные согласились поработать у Малика, и он до сих пор вспоминает этот опыт. Один из участков взяла семейная пара. «Они устроились ко мне, а через три дня на столбе в станице я вижу объявление: “Ищем рабочих на виноградники”, — и их телефон, — рассказывает винодел. — Я приезжаю на виноградники: жены нет, муж спит в машине, а какие-то бомжи вместо них уродуют мой виноград».
Малик воспользовался общепринятой практикой среди российских виноделов — пригласил на винодельню работников из Дагестана — республики, богатой виноградниками. Для них он построил дом, баню и купил микроавтобус для поездок на посадки.
Деньги на ветер
Обещанного в 2009 году закона о частном виноделии Малику пришлось ждать до конца 2015 года. Но, даже когда документ приняли, он оказался плохо работающим, жалуется Юрий: «Первые лицензии, в том числе и мне, были выданы только к концу 2017 года. Причем по закону я имел право продавать вино из урожая не раньше 2017 года. Соответственно, продажи вина начались только в 2019 году. То есть в течение пяти лет, пока я ждал лицензии, я потратил на содержание виноградников больше 100 миллионов рублей, а продать ничего не мог».
Винодел говорит, что не продавал вино «из-под полы», а раздаривал его знакомым, в том числе знатокам вина, и это обеспечило его винам популярность за несколько лет до начала продаж.
Теперь Малик обращает внимание на проблемы законодательства. Так, европейские виноделы часто производят из остатков винограда дистилляты, полностью используя выращенное сырье. В России это невозможно: по закону дистиллят нельзя продать без лицензии, которая стоит десятки миллионов рублей.
«Ситуация, когда нашим малым и средним винодельням запрещено полностью перерабатывать с таким трудом выращиваемый ими виноград, особенно в условиях санкций на ввоз в страну крепкого алкоголя, представляется мне абсурдной, — говорит Малик. — Нужно понимать, что виноградный дистиллят радикально отличается от спирта по качеству и вкусу, и что речь идет о микроскопических, в масштабе нашей страны, его количествах — до нескольких тонн на одну винодельню в год. Решение этой проблемы помогло бы радикально увеличить ассортимент выпускаемых частными виноделами напитков, повысить доходы и, соответственно, налоги и акцизы».
Париж и Бордо
В 2016 году вина Юрия Малика из донских сортов винограда оценили три эксперта: винный специалист из Англии, профессор из Бордо и член жюри Сент-Эмильона (винодельческого региона Франции). Последний инициировал экспорт топового вина Малика из автохтонного «красностопа золотовского» во Францию — так первые вина из Арпачина попали в винные бутики Парижа и Бордо. За ними должны были последовать и другие вина, но началась эпидемия коронавируса, а затем объявили санкции.
Малик рад, что донские вина получили признание у европейцев, но называет себя «патриотом Ростова» и хочет, чтобы большинство его вин покупали у него на родине. Каждый год ему удается сделать около 100 тысяч бутылок вина (для сравнения: крупные российские винодельни производят 1 до 70 миллионов бутылок в год). Винодел признается, что на всех желающих его вин уже не хватает: «Если предположить, что средняя малопьющая семья выпивает по две бутылки вина в неделю, то вин Арпачина, при максимальном урожае, хватит только на тысячу таких семей», — говорит он. Тем не менее Малик не собирается увеличивать площадь виноградников — он считает существующую площадь оптимальной для того, чтобы производить элитное вино без ущерба качеству. «Моя задача — не в том, чтобы донские вина можно было бы купить в любой точке страны, а в том, чтобы основная их часть продавалась в трех собственных магазинах: в Ростове, Таганроге и на винодельне», — говорит он.
Сейчас на винодельне отделывается гостиничный этаж, подготавливаются площадки под сборку первых коттеджей, в которых смогут жить туристы.
Алексей Синяков
Фото: Виктория Мухина
Новости по теме:
Как на Дону делают безалкогольное вино из автохтонных сортов?
«Через несколько лет наше вино так просто не купишь»
Искусство баланса: как выживают в условиях санкций донские виноделы
